Цитата:
Глава 1 (отрывок)
Введение. Язык и гармония мира
1.1. Появление генеративной грамматики
В 1687 году Исаак Ньютон сформулировал законы классической механики. Спустя двести с лишним лет Альберт Эйнштейн создал теорию относительности, показав ограниченность физики Ньютона. Однако и эти, и другие физические теории, дополняющие и сменяющие друг друга, объединяет одна идея идея о гармонии мира, о том, что за царящими вокруг нас пестротой и хаосом кроются строгие законы.
Причастен ли к гармонии мира язык? Или он состоит только из разрозненных падежей и списков неправильных глаголов?..
Ранние грамматики были описательными. Это примерно то, что проходят в школе: склонения и спряжения, правила и исключения для конкретного языка.
Первые языковые законы были открыты в XIX веке в сравнительно-историческом языкознании. Лингвисты обнаружили, что звуковой строй и грамматические особенности разных языков меняются на протяжении веков не как попало, а по определенным правилам. Но нас в этой книге интересуют не подобные изменения, а то, что получается в результате, современное состояние различных языков. Скрываются ли за тем разнообразием, которое мы видим в каждом из них и во всех вместе, какие-то общие закономерности?
Перелом в изучении этого вопроса связан с именем Фердинанда де Соссюра, который так и не написал своей главной книги. Соссюровский "Курс общей лингвистики" (1916) был реконструирован по конспектам его студентов в Женевском университете. Эта книга заложила основы направления, впоследствии названного структурализмом. Структуралисты рассматривали язык как систему, выделяли в нем классы объектов и исследовали отношения между этими классами. Это уже было чем-то похоже на теории, выдвигаемые в физике и в других естественных науках.
В 1957 году вышла книга Ноама Хомского, которая называлась "Syntactic Structures" ("Синтаксические структуры"). С этой книги начинается новый этап в лингвистике, где задачей исследователя становится изучение языка как естественнонаучного объекта, выявление законов, лежащих в его основе.
Неужели законы языка могут быть в чем-то аналогичны строгим законам физики? Можно придумывать новые слова и даже писать с помощью них целые произведения: у Людмилы Петрушевской есть небольшой цикл сказок "Пуськи Бятые", где все слова кроме служебных несуществующие. Однако в грамматике человек почти лишен свободы выбора. Правила, с помощью которых мы выстраиваем предложения, остаются практически нерушимыми.
Но кроется ли за ними какая-то система? Почему, например, по-английски нельзя задать вопрос, перенося сказуемое в самое начало предложения:
(1) *Speak уои English?
говорите вы по-английски
Звездочка перед (1) означает, что этот пример грамматически неприемлем. При этом во французском или в русском языке мы вполне можем задать аналогичный вопрос:
а. Parlez-vous francais?
b. Говорите ли Вы по-русски?
Однако в начале английских вопросов обязательно появляется "ненужный" вспомогательный глагол:
(3) Dо уои speak English?
А почему по-английски нельзя спросить *Do he speaks English?, хотя Не speaks English звучит совершенно нормально?
На подобные вопросы лингвисты традиционно отвечали: "Так уж в этих языках принято". С этим ответом вроде бы не поспоришь, но все самое интересное он оставляет за кадром. Хомский сравнил его с высказыванием "яблоко падает на землю, потому что там его естественное место". Он предположил, что в основе всех языков лежат некие общие нерушимые законы, а грамматические различия между ними не бесконечный бессвязный список, а результат изменения нескольких параметров, как в физике.
И эти глубинные законы не должны быть сложными. Эйнштейн считал, что явления природы должны описываться красивыми формулами, поскольку "природа это сочетание самых простых математических идей". Есть основания полагать, что это верно и для языка.
Конечно, общие свойства языков интересуют не только Хомского и сторонников основанной им в 1950-х годах генеративной грамматики. Какие-то из них были подмечены ранее например, структуралистами, какие-то были затем описаны представителями других лингвистических школ. Однако даже противники генеративизма признают заслугу Хомского в том, что он вывел эту проблему на первый план. Кроме того, генеративная грамматика наиболее систематически подошла к решению этой проблемы и привлекла в свои ряды больше лингвистов, чем любое другое направление. Ей и посвящена эта книга.
Однако о каких общих закономерностях можно говорить, если грамматика у всех языков совершенно разная? Тем не менее, при более внимательном рассмотрении в их поведении обнаруживается поразительно много общего. Это было замечено еще до генеративизма. Например, почему местоимение (я, мы, они) называется местоимением? Ответ кажется очевидным: оно ставится вместо имени в данном случае, вместо имени существительного.
Петя хорошо рисует.
В предложении (4) слово Петя можно заменить местоимением:
Он хорошо рисует.
Аналогичное название prоnоun используется в английском языке: латинское pro 'вместо' + noun 'существительное'. Теперь рассмотрим предложение (6).
Этот странный мальчик хорошо рисует.
Поставим вместо существительного мальчик местоимение:
(7) *Этот странный он хорошо рисует.
Такое предложение грамматически неприемлемо. Заменить имя существительное на местоимение не получается. Значит, местоимение замещает не существительное, а целую группу слов так называемую именную группу. Точно так же обстоят дела и в английском, и в других языках.
В следующих главах мы увидим, что группы слов в предложении ведут себя единообразно, и их поведение в идеале можно описать, как описывается, например, движение падающих предметов. Это только на первый взгляд кажется, что все предметы падают по разным законам: камни быстро, ватные шарики медленно, а воздушные шары иногда и вовсе не падают, а взлетают вверх.
|
Митренина О.В., Романова Е.Е., Слюсарь Н.А. Введение в генеративную грамматику. 2012.
http://urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru...Book&id=155087
|