Мастер художественного свиста
Примерчик не прямо из жизни, литературный, но тоже типичный:
http://www.proza.ru/2009/08/20/395
Цитата:
Специалист по художественной части
Виктор Песиголовец
Случилось это несколько лет назад. В то время работал я в одной небольшой фирме на хорошей должности и довольно неплохо зарабатывал. Но был один минус - очень часто приходилось ездить в командировки. И не только в большие города.
Как-то теплым майским днем сидел я в купе поезда, медленно ползущего на север, и читал какой-то незатейливый романчик, кажется, американской писательницы Бертрис Смолл, который мне в последний момент, перед самой отправкой состава, купила на вокзале жена. Чтиво казалось чрезвычайно постным и скучным, но выбора у меня не было. Утомившись, я, наконец, отложил книжицу и впервые взглянул на соседку по купе.
Белолицая женщина лет двадцати восьми-тридцати в ярко-синей блузке с небесно-голубыми глазами сразу заинтересовала меня. Я пригляделся к ней повнимательней. Из-под серой косынки спадали на высокий лоб светло-пепельные локоны, на пышных, слегка подкрашенных губах блуждала по-детски наивная полуулыбка, тонкие, но не слишком выщипанные брови казались лоскутками нежнейшего шелка... «Да, - подумалось мне, - с такой милашкой и познакомиться было бы не грех».
Поезд шел медленно, вагон слегка покачивался, женщина смотрела то в окно, то - украдкой -на меня. Нас было двое в купе. Мне очень хотелось заговорить с ней, но я не находил слов и молчал. Молчала и она.
На одной из остановок в купе залетел мужчина в добротном, если не сказать - шикарном, костюме, с элегантным чемоданчиком в руке. Мужчине было приблизительно столько же лет, как и мне - где-то под сорок. Он взглянул на меня, потом на женщину и шутливым тоном спросил:
- Надеюсь, не помешаю?
Мне почему-то захотелось послать его к чертовой матери, но я сдержался. А женщина приветливо улыбнулась ему.
- Так, друзья, - весело пробасил наш новый сосед, - ехать нам вместе, наверное, не один час, поэтому давайте знакомиться!
Он протянул руку сначала женщине, потом - мне. Ее звали Надеждой, а его - Эдуардом. Жила Надежда в Кременчуге, куда ехали по своим делам я, и, как оказалось, этот Эдуард.
Новый пассажир без умолку тараторил, сыпал шутками-прибаутками, щедро угощал нас коньяком и бутербродами. Нам было с ним легко и весело. Узнав, что я инженер-программист, женщина наградила меня теплой улыбкой. А когда Эдуард сказал, что он художник-график и работает в книжном издательстве, Надежда очень заинтересовалась и засыпала его вопросами: работает ли он только тушью или также гуашью и акварельными красками, какие книги иллюстрирует, участвовал ли в выставках? Эдуард едва поспевал отвечать. Я молча слушал.
- А вы любите графику и живопись? - спросила меня женщина.
- Люблю, конечно, но я не большой знаток, - правдиво ответил я.
Надежда больше не обращалась ко мне, она говорила только с Эдуардом. Я даже завидовал ему.
В Кременчуг прибыли поздним вечером. Только отошли от перрона, как вдруг полил дождь.
- Я живу неподалеку, - сказала Надежда и предложила: - Переночуйте у меня. Куда вам по такому дождю искать гостиницу?
Через пару минут интенсивного бега мы оказались на втором этаже пятиэтажки у двери, обитой зеленым дерматином.
- Живу я вдвоем с мамой, а квартира у нас большая - трехкомнатная, - пояснила Надежда. - Места хватит.
Я хотел сказать, что мы, собственно, только переждем дождь и уйдем, но Эдуард опередил меня:
- Отлично, Наденька! Хоть наговоримся с вами. У нас ведь есть о чем поговорить - об искусстве!
Потом мы сидели в скромно убранной гостиной и ужинали.
- Какой ароматный борщ! - восклицал Эдуард. - А какая вкусная поджарка, просто объедение! Оладьи с яблочным повидлом - вообще настоящее чудо!
Мама Надежды - маленькая, седая женщина, застеснявшись, разрумяненная от похвал, ушла на кухню, а ее дочь все подкладывала нам разносолы.
Улучив момент, Эдуард шепнул мне на ухо: «Какие чудесные люди! Удивительно: впервые видят нас, а угощают, как самых близких родственников. А Надюха - ничего, правда?» И, засмеявшись, взялся за пирог с яблоками...
В гостиной было много золотистого цвета - полированный стол, подлокотники кресла, люстра, занавески на окнах. И светлые глаза Эдуарда тоже отдавали золотом...
Я все еще не мог справиться со смущением, мне казалось, что я не имел права вот так врываться к чужим людям, однако мой спутник держался спокойно, просто и уверенно.
После обильного ужина он, прикурив длинную сигарету, расселся в кресле и обратился к суетящейся Надежде:
- Наденька, так вы, как я понял, увлекаетесь живописью? Я бы с удовольствием взглянул на ваши работы.
Смутившись, она потупила взор.
- Я пишу и масляными красками, и акварелью, - проронила тихо. - Но больше акварелью... Я сейчас принесу кое-что...
Через минуту Эдуард со знанием дела рассматривал ее работы.
- Вот это да! - вдруг увлеченно воскликнул он. - Это творения мастера!
- Шутите? - еще больше оробела Надежда.
- Шучу?! - почти возмущенным тоном переспросил Эдуард. - Я - шучу?! Да вы что, Наденька? По-моему, вы не кисейная барышня, которой нельзя сказать правду. И будь ваши работы слабенькими, я бы не стал их хвалить, сказал бы, как есть. Но эти акварели, - он воодушевленно прижал разукрашенные ватманы к груди, - действительно нечто!
- А вы, Иван, что скажете? - обратилась ко мне Надежда.
- Вы уж извините меня, Надя, я не очень разбираюсь в таких вещах, - ответил я, неловко пожав плечами. - Я не ценитель. Но, кажется, ваши графические работы действительно неплохие. Мне нравятся...
- Ну, Ванюха, ты сказал! - с осуждением покачал головой Эдуард. - Неплохие работы... Это чудо, а не работы!
Надежда выскочила из гостиной и через минуту принесла две небольшие картины, написанные маслом. Ее большие глаза сияли.
- Что на это скажете, Эдуард?
Он взглянул и тут же, как ошпаренный, вскочил с кресла. Трепетной рукой провел по раме одной из картин, глубоко и прерывисто вздохнул, лицо его было одухотворенно-возвышенным.
- Боже! - только и молвил он, и его вдруг осипший голос дрогнул.
- Что? - испугалась Надежда.
Эдуард ответил не сразу. Казалось, он собирается с мыслями. Несколько раз художник-график взволнованно прошелся по комнате туда-сюда - от окна к столу, от стола к окну. Потом подошел к Надежде, порывисто обнял ее за плечи и воскликнул:
- Господи, бывают же чудеса! В каком-то Кременчуге, вдали от столицы, вдали от настоящей цивилизации и культуры живет себе молодая женщина, которая на досуге пишет картины и даже не подозревает, что она... гений!
Услышав эти слова, Надежда закатила глаза.
Потом она еще не раз бегала в свою комнату, приносила все новые и новые полотна. И каждый раз Эдуард восхищался ими и восторгался. Я удивлялся, где только он брал такие высокопарные слова...
Когда она принесла полотно, на котором была изображена женщина, идущая по вечерней улице города, Эдуард будто сошел с ума. Он схватил картину обеими руками, гладил ее, целовал, прижимал к груди. Его губы и весь подбородок дрожали, а на глазах искрились слезы умиления. Наконец, немного успокоившись, он поднял на Надежду потрясенный взор (так смотрят лишь на святых) и непослушными, горячечными губами прошептал:
- Наденька, у меня нет слов...
Потом сделал несколько шагов к середине комнаты и, истово перекрестясь, сказал уже твердым, окрепшим голосом:
- Господи, спасибо тебе, что сподобил познакомиться с таким великим мастером, гением в образе простой украинской женщины!
Надежда была потрясена не меньше Эдуарда. Она суетилась, не знала, где сесть и куда деть свои красивые, изящные ручки.
- Иван, пожалуйста, скажите, мои работы действительно так хороши? - обратилась ко мне, вопрошающе, с надеждой заглядывая в глаза.
- Думаю, да, Надя, - промямлил я. - Ну, да, конечно, ваши картины превосходны...
|
|