Саморазрушительное поведение в природе
Финальным «аккордом» в системе доказательств того, что саморазру-шительное поведение человека есть природный феномен, должно быть наличие аналогов такого поведения в природе. И они известны.
Явление, о котором идет речь, в природе распространено достаточно широко – причем на самых разных уровнях организации жизни. От апоптоза (программированной смерти) клеток многоклеточного организма, когда клетка уничтожает себя ради блага системы после получения химиче-ского сигнала от клеток микроокружения (аналогичное «поведение» демонстрируют также некоторые бактерии), до обычных медовых пчел и термитов-камикадзе Globitermes sulphureus, которые убивают себя, склеивая врагов липким и токсичным составом (известен и вид муравьев с подобным поведением). Стоят упоминания участившиеся (возможно в связи с увеличением численности их популяции) случаи выбрасывания на берег китообразных и многократно документированные случаи смерти в неволе у извлеченных из привычной социальной среды диких слонов.
Инстинкт саморазрушения сам по себе для живой природы не является такой уж экзотикой. Наибольшее разнообразие примеров такого поведения известно для социальных насекомых (пчел, ос, термитов и муравьев). Известно об употреблении ими психоактивных веществ и даже приобретения на этой почве разрушительных аддикций. Причем в мире социальных насекомых это наказуемо – пчел, от которых пахнет алкоголем из забродившего нектара, не допускают в улей особые «стражи», а «пчел-алкоголиков» карают, отгрызая им конечности. В муравейниках ряда видов обитают жучки Lomechusa strumosa, выделяющие одурманивающие секрет, к которому у муравьев вырабатывается болезненное пристрастие, и целые колонии кормят этих своеобразных «наркодилеров» своими припасами, постепенно деградируя.
В глаза бросаются два интересных обстоятельства: во-первых, все ви-ды, демонстрирующие саморазрушительное поведение, ведут выражено об-щественный образ жизни. Во-вторых, все они (как и человек) лишены естественных врагов и в своих экологических нишах являются вершиной пищевой цепочки.
Дискуссия
Если предлагаемая концепция верна, то это может повлечь за собой пересмотр или уточнение некоторых устоявшихся взглядов на природу отклоняющегося и криминального поведения. По нашей гипотезе одной из обойденных вниманием криминологии (в антропологической ее традиции) причин девиантного, саморазрушительного и преступного поведения могут являться слабоизученные биологические факторы, — а именно работа саморазрушительного инстинкта.
Условия, необходимые для «запуска» этого инстинкта, включают субъективно переживаемое понижение внутригруппового статуса, социальное исключение и социальную изоляцию. Инстинкт этот, возможно, играет роль своего рода «генетического санитара» в отсутствие хищников, специализирующихся на данном виде, и уносит жизни особей, оказывающихся внизу «социальной пирамиды» данной группы (стадо или колония животных, человеческий коллектив).
В случае нашего вида ситуация, когда человек перестал бояться естественных врагов, сложилась по эволюционным меркам недавно и это имеет результатом широкий спектр вариантов саморазрушительного поведения — от самых жестких до самых мягких.
Активизируясь у социально исключаемых лиц, находящихся внизу групповой иерархии, инстинкт заставляет их страдать, притупляя чувство самосохранения и подталкивая их к совершению рискованных действий. Логично, что значительная часть этих действий антисоциальна (притупление самосохранения). Инстинкт, таким образом, выполняет своего рода роль «поведенческого мутагена», стимулируя появление новых отклонений в социальном поведении человека. Скорее всего, то, станет данное отклонение антисоциальным или нет, зависит от среды, воспитания, образования и ряда стохастических факторов.
Другими словами, вызванное работой этого инстинкта отклоняющееся поведение не всегда антисоциально. Предполагается, что часть форм рискованного поведения может быть социально нейтральной (экстремальные виды спорта, людомания и др.), а часть — даже полезной (выбор рискованной профессии и профессии с вредностями: полицейский, пожарник, спасатель, шахтер, летчик, медик, военный; внедрение инноваций с риском для себя; другие примеры самоотверженного и жертвенного поведения). Вероятность «просоциального» отклонения нами оценивается как более низкая по сравнению с антисоциальным, но сбрасывать ее со счетов все же не следует.
Также очевидно, что значение наследуемого инстинктивного фактора в криминальном поведении выше для ситуативных преступлений и правона-рушений, совершенных молодыми преступниками без достаточного крими-нального опыта. Поведение «профессиональных преступников» (по В. Н. Кудрявцеву) подчиняется более рациональным, нежели ин-стинктивным стратегиям поведения. Впрочем, это не уменьшает возможного значения «инстинктивной» гипотезы для понимания психологических мотивов криминального поведения у молодых и неопытных преступников. Также этот подход может играть свою роль при выработке более эффективных профилактических мер по предотвращению криминального поведения у «групп риска» (например, при поиске путей безопасной «канализации» инстинктивной энергии — ее перенаправления в социально-полезное или нейтральное русло), а также при выявлении самих этих групп.
И, наконец, самое главное: если данный подход окажется верен, то должно измениться само отношение к криминальному поведению как социально-биологическому феномену. Оно, вероятно, будет расцениваться как «неизбежное зло» — как своеобразная плата за эволюционный (и социальный) прогресс нашего биологического вида.
|