Что они умеют
Евгений Панов, доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией сравнительной этологии и биокоммуникации института им. А. Н. Северцова РАН, один из известнейших этологов нашей страны. Придерживается крайне скептического взгляда на языковую деятельность животных. Вот часть его тезисов к докладу на круглом столе "Поведение шимпанзе в природе при добывании пищи".
С тех пор, когда около полувека назад Дж. ван Лавик-Гудолл впервые увидела, как шимпанзе выуживают из отверстия в термитнике его обитателей с помощью тонкого прутика, зоологи обнаружили в поведенческом репертуаре этих обезьян еще около сорока методов целенаправленного использования всевозможных предметов. <...>
Выяснилось также, что шимпанзе в гигиенических целях пользуются листьями растений как салфетками для очистки от загрязнения (например, калом или мочой) тех или иных частей своего тела. При этом оказалось, что самцы прибегают к такого рода действиям значительно чаще, чем самки. Известно, что шимпанзе могут использовать камни и палки в качестве оружия, но эта сторона их поведения остается пока что совершенно не изученной.
Те или иные способы регулярного использования орудий зафиксировали во всех тридцати четырех хорошо изученных популяциях шимпанзе по всей области их обитания. Однако, насколько известно сегодня, не все эти формы поведения присутствуют в каждой данной популяции. Например, разбивание орехов удалось наблюдать только в пяти популяциях, приуроченных лишь к одному региону. Это крайняя западная часть Экваториальной Африки (Гвинея, Либерия, Берег Слоновой Кости и Гана), где распространен подвид Pan troglodytes verus. <...>
Из всех человекообразных обезьян только обыкновенный шимпанзе регулярно употребляет орудия в свой обыденной жизни в естественных условиях. Отдельные случаи использования предметов для тех или иных целей наблюдали у орангутанов и гиббонов. Способность к подобным действиям у карликовых шимпанзе (бонобо) и, в меньшей степени, у горилл проявляется в неволе, но в природе никому не приходилось видеть, чтобы представители этих двух видов применяли орудия.
Высокий уровень развития орудийной деятельности человекообразных обезьян указывает на их способность рационально планировать длинные последовательности действий. Эти потенции к абстрагированию обеспечивают основу для символизации явлений внешнего мира, выявленную в экспериментах с "говорящими" шимпанзе. Однако орудийная деятельность этих высших приматов не приводит к возникновению развивающейся материальной культуры. Точно так же результаты лингвистических экспериментов показывают, что коммуникация этих обезьян с помощью "языков-посредников" едва ли может быть приравнена к феномену языкового поведения в строгом смысле этого слова.
Обломки с двух сторон обрыва
- Когда говорят об эволюционном происхождении чего-либо, всегда возникает неприятный вопрос: покажите поэтапно, по шагам, как это нечто само собой постепенно появляется. В применении к проблеме возникновения языка - можно что-нибудь сказать на эту тему?
- У меня два ответа. Первый - у Юрия Тынянова в книжке про Грибоедова ("Смерть Вазир-Мухтара") есть такая фраза: "где кончается документ, я начинаю". В данном случае "документов" мало. Есть только реконструкции, пусть и правдоподобные. От моста между обезьяньей коммуникацией и нашей остались только обломки с двух сторон обрыва. Все промежуточное рухнуло. Промежуточные формы вымерли. Вот если удастся обнаружить популяцию реликтовых гоминоидов (снежных людей, условно говоря) - это может пролить свет на промежуточные этапы. Но мы можем и реконструировать эти этапы, причем все точнее и точнее - ведь мы все больше узнаем о том, как функционирует язык, где в мозге хранятся значения слов, как распознаются формы слов, все больше узнаем об обезьянах и об ископаемых людях. Недавно, например, удалось отменить гипотезу "мозгового рубикона", которая гласила, что язык появляется, когда мозг достигает объема 750 кубических сантиметров. Она рухнула, когда были обнаружены индонезийские "хоббиты" - хотя их мозг заметно меньше нашего (пропорционально росту), это все равно были настоящие архантропы, мало чем отличающиеся от них по характеру материальной культуры. Так что приходится пробавляться реконструкциями, но возможное поле для них усыхает, как шагреневая кожа. Это первый ответ.
- А второй?
- Второй ответ - о подходе к "отслеживанию этапов". Очень заманчиво попытаться создать и изучить сообщество говорящих (на каком-то из языков-посредников, ASL или лексиграммами) обезьян. В книге Зориной и Смирновой упоминается, что по мере завершения проектов обезьяны продолжают жить в исследовательском центре, образуют сообщества и ведут себя уже не вполне по-обезьяньи - например, рассматривают иллюстрированные журналы, комментируя их себе и другим. Если бы удалось создать такое самоподдерживающееся сообщество, это был бы большой шаг вперед. Пока, однако, все эксперименты проводились с отдельными животными. Язык же характеризует сообщество в целом. Нам нужно живое коммуникативное сообщество, развивающееся в направлении от неязыка к языку.
- Но ведь эти обезьяны будут использовать уже готовый язык, который им дали исследователи?
- Да, мы даем обезьянам заведомо чужой язык, и при незнании все эти значки или жесты можно рассматривать как орудия воздействия - не как знаки. Тем не менее было бы важно проследить за развитием такой популяции в течение многих поколений. Мы бы увидели процессы самоорганизации языка, могли бы их анализировать - на носителях, языком не владеющих. Прежние языковые эксперименты с обезьянами показали, что по когнитивным способностям, по интеллекту они вполне подходят на роль пользователей языка. Новый эксперимент показал бы, могут ли они язык развивать и совершенствовать. Но поставить такой опыт очень сложно технически. Обезьяны живут долго, часто болеют, медленно размножаются. Говорящих обезьян пока слишком мало, гораздо меньше пятидесяти - минимального размера жизнеспособной популяции крупных млекопитающих. А нужны тысячи таких обезьян - ведь язык становится преимуществом для выживания только в мощном сообществе. Это преимущество не для особи! Для отдельной особи коммуницировать - только риск и затраты энергии. Вот сообществу из десяти тысяч обязьянолюдей будет очень выгодно, если в нем появится язык. В общем, думаю, такие эксперименты пока не планируются. Тем более что тем, кто дает деньги, не очень понятно, зачем это нужно.
- Хорошо, а теперь давайте с другой стороны обрыва подойдем. Как далеко в прошлое прослеживаются корни человеческих языков? Откуда их многообразие?
- Строго говоря, это вопрос к лингвистам, но общая картина сегодня представляется такой: был единый праязык, он распространялся, образовывались изоляты, в них накапливались изменения, как, скажем, в русском, украинском и белорусском. Родословное дерево языков строят, исходя из предположения, что одинаковое число замен накапливается за одинаковый промежуток времени. Есть так называемые списки Сводеша (это крупный лингвист) - списки базовой лексики (земля, вода, огонь, хлеб...) разных языков: немецкого, английского, голландского, готтского, шведского, датского... По ним смотрят, сколько где замен накопилось. Получается матрица сходств-различий, по которой строится дерево языков, и, изучая изменения в родственных языках, можно реконструировать праязык - прагерманский, праславянский и т. п. Тут очень большие достижения были у советской лингвистики - удалось показать объединение индоевропейских, уральских, алтайских языков в одну ностратическую семью, родство кавказских языков, языков синотибетской группы (китайский, тибетский, некоторые бирманские) и языков енисейской группы (в ней сейчас только кетский язык, остальные четыре языка вымерли) - в сино-кавказскую семью. Языки мира постепенно стягиваются в такие вот макрообъединения.
- И в конце концов сойдутся в единый праязык?
- Да, и вот тут проблема - ведь это будет обычный язык, ничуть не хуже нашего русского. На земле существуют только полноценные человеческие языки (ни один не является языком на две трети или три четверти). Поэтому таким методом нельзя реконструировать происхождение языка из неязыка.
- Стало быть, момент возникновения языка по-прежнему окутан тайной?
- На мой взгляд, эта тайна вполне может быть разгадана научными средствами. Сто лет назад было непонятно, как подступиться к исследованию высшей нервной деятельности, психики. Кажется, Клод Бернар говорил - эту тайну мы никогда не разгадаем. Сейчас - подступились, да еще как, так что не просто знаем много, но понятны те жесткие ограничения, в которые должна укладываться всякая научная гипотеза происхождения языка. Например, она должна быть совместима с нашими знаниями об эволюции систем сигнализации у приматов, с развитием языка из младенческого лепета, становлением звуковых структур, свойственных именно родному языку, с данными нейрофизиологии, описывающими нормальное функционирование нашего языка. (Недавно вышел подробный обзор Бурлак С. А., Происхождение языка: Новые материалы и исследования: Обзор/РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. отд. языкознания. - М.: 2007.)
Я думаю, проблема происхождения языка в содержательном плане мало чем отличается, скажем, от проблемы происхождения хордовых. И тут и там существенная новизна возникает практически "из ничего", и важнее указать тот комплекс причин, который движет развитие именно в эту сторону, чем указать на структуру-предшественницу, которой просто нет. Сейчас уже понятно, как подступаться к проблеме, однако новых фактов, уточняющих общую картину, пока нет.
(Компутерра)
|