Solano
31.05.2009, 13:34
Сравнительное наблюдение за развитием младенца человека и шимпанзе,
подробное, в течении ряда лет. Очень интересная и показательная фактология.
http://www.kohts.ru/ladygina-kohts_n.n./ichc/html/index.html
Дитя шимпанзе и дитя человека
в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях
Надежда Николаевна Ладыгина-Котс
Надо было видеть, с какой заботливой нежностью он(сын исследовательницы) спасал из воды случайно попавших туда мух, чтобы оценить по достоинству его жалостливость. Ранее уже было отмечено его покровительство мышам (стр. 310). В свое время был упомянут первый случай явного сочувствия мальчика животным. Когда малышу было около 2 лет, однажды он услыхал, как говорили, что собаки искусали одну известную ему маленькую собачку Бобика. И вот вскоре после этого разговора я везла мальчика по улице в коляске; раненый Бобик вертелся около нас, и мальчик все поглядывал на него. В это время к Бобику подбежала большая собака, — мой малютка тотчас же сильно покраснел, его глаза налились слезами, он готов был тотчас же расплакаться, если бы я не стала его утешать и не отогнала большую собаку.
Конечно это сострадательное отношение ребенка к животным ни в коей мере не может быть сопоставлено с таковым шимпанзе: слишком многочисленны и красноречивы примеры неоправданной жестокости Иони по отношению к маленьким и беззащитным существам — и это вопреки не менее настойчивому моему запрещению против совершения обезьянчиком истязательских актов (в особенности над детьми, живыми животными и насекомыми).
Моя мысль невольно подыскивает оправдывающие моего шимпанзе обстоятельства, подсказывает соображение, что может быть дитя шимпанзе совершенно не сознавал, что причиняет боль животному, как это не сознают порой и многие дети. Но тут же я обрываю эту мысль как несостоятельную, так как вспоминаю, что тот же Иони прекрасно учитывал силу своих зубов и ногтей, когда, пытаясь шутя кусать или царапать меня, пытливо поглядывал мне в глаза и приостанавливался немедленно, как только видел на моем лице гримасу страданья, и все же несмотря на то, что мучимые им собачонки отчаянно визжали, укушенные дети вскрикивали и отбегали, тем не менее он продолжал их преследование и возобновлял укусы. Не всегда это был момент игры, чаще это носило характер самодовлеющей жестокости.
Я совершенно уверена также, что никакими демонстративными, наглядными и осязательными путями мне не удалось бы вызвать у Иони инициативную жалость к ниже его стоящим фактически безвредным, психически нейтральным существам; самое большее, что можно было подметить на основании моих наблюдений над Иони, — это его сочувствующее отношение к покровительствующим ему, симпатизирующим ему людям.
......
Конечно есть дети, которые по своей жестокости и злобности могут превзойти обезьян, и есть обезьяны, которые быть может не совершили никакой жестокости по отношению к своим низшим собратьям, но для меня лично решающим является индуктивное умозаключение, становящееся постулатом: дитя человека способно возвыситься до чувства жалости к «меньшим» собратьям, дитя шимпанзе неспособно, и этот постулат решает принципиальный вопрос о том, чем этически разнится человек от животного.
Мы во многом похожи на приматов-предшественников, от которых произошли.
Но все же произошли уже.
Хотя возможно произошли не все. Эдакие рудиментарные моральные шимпанзе продолжают появляться среди рода человечьего.
подробное, в течении ряда лет. Очень интересная и показательная фактология.
http://www.kohts.ru/ladygina-kohts_n.n./ichc/html/index.html
Дитя шимпанзе и дитя человека
в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях
Надежда Николаевна Ладыгина-Котс
Надо было видеть, с какой заботливой нежностью он(сын исследовательницы) спасал из воды случайно попавших туда мух, чтобы оценить по достоинству его жалостливость. Ранее уже было отмечено его покровительство мышам (стр. 310). В свое время был упомянут первый случай явного сочувствия мальчика животным. Когда малышу было около 2 лет, однажды он услыхал, как говорили, что собаки искусали одну известную ему маленькую собачку Бобика. И вот вскоре после этого разговора я везла мальчика по улице в коляске; раненый Бобик вертелся около нас, и мальчик все поглядывал на него. В это время к Бобику подбежала большая собака, — мой малютка тотчас же сильно покраснел, его глаза налились слезами, он готов был тотчас же расплакаться, если бы я не стала его утешать и не отогнала большую собаку.
Конечно это сострадательное отношение ребенка к животным ни в коей мере не может быть сопоставлено с таковым шимпанзе: слишком многочисленны и красноречивы примеры неоправданной жестокости Иони по отношению к маленьким и беззащитным существам — и это вопреки не менее настойчивому моему запрещению против совершения обезьянчиком истязательских актов (в особенности над детьми, живыми животными и насекомыми).
Моя мысль невольно подыскивает оправдывающие моего шимпанзе обстоятельства, подсказывает соображение, что может быть дитя шимпанзе совершенно не сознавал, что причиняет боль животному, как это не сознают порой и многие дети. Но тут же я обрываю эту мысль как несостоятельную, так как вспоминаю, что тот же Иони прекрасно учитывал силу своих зубов и ногтей, когда, пытаясь шутя кусать или царапать меня, пытливо поглядывал мне в глаза и приостанавливался немедленно, как только видел на моем лице гримасу страданья, и все же несмотря на то, что мучимые им собачонки отчаянно визжали, укушенные дети вскрикивали и отбегали, тем не менее он продолжал их преследование и возобновлял укусы. Не всегда это был момент игры, чаще это носило характер самодовлеющей жестокости.
Я совершенно уверена также, что никакими демонстративными, наглядными и осязательными путями мне не удалось бы вызвать у Иони инициативную жалость к ниже его стоящим фактически безвредным, психически нейтральным существам; самое большее, что можно было подметить на основании моих наблюдений над Иони, — это его сочувствующее отношение к покровительствующим ему, симпатизирующим ему людям.
......
Конечно есть дети, которые по своей жестокости и злобности могут превзойти обезьян, и есть обезьяны, которые быть может не совершили никакой жестокости по отношению к своим низшим собратьям, но для меня лично решающим является индуктивное умозаключение, становящееся постулатом: дитя человека способно возвыситься до чувства жалости к «меньшим» собратьям, дитя шимпанзе неспособно, и этот постулат решает принципиальный вопрос о том, чем этически разнится человек от животного.
Мы во многом похожи на приматов-предшественников, от которых произошли.
Но все же произошли уже.
Хотя возможно произошли не все. Эдакие рудиментарные моральные шимпанзе продолжают появляться среди рода человечьего.