Просмотр полной версии : Гений совращения
К теме "Этология в литературных примерах" отрывок из мемуаров
Михаила Ромма "Устные рассказы" (http://www.fictionbook.ru/author/mihail_ilich_romm/ustniye_rasskaziy/read_online.html?page=1)
Рассказ несколько пространный, но написан увлекательно,
оставлю как есть, со всеми "букффами" ;)
но если кому уж дюже недосуг - выделю наиболее существенные на этологический взгляд моменты =)
Непутевый дядя Максим
Два брата женились на двух сестрах. И пошло от этих двух братьев два колена Роммов. Одно колено путевое, другое непутевое. В одном колене Роммы были деликатные, щепетильные, до чрезвычайности щепетильные, но музыкальные, интеллигентные, в высшей степени порядочные. Правда, вспыльчивые, но не без странностей.
А в другом колене, от другого брата и от другой сестры, почему-то пошли все люди совсем непутевые. И странности у них доходили просто до чрезвычайности.
И вот случилось в этом колене в начале нынешнего века – три потомка, три родных брата. Один из них был горбатый, сердцеед, погубивший великое множество виленских дам. Другой ходил в черной крылатке с львиными застежками, в черной шляпе, был анархистом и исчез однажды где-то за границей. О нем будет отдельный рассказ. А третий – Максим – был самый непутевый. Был он коренастый, широкоплечий, очень крепко и ладно сложенный, с каким-то ничем не примечательным лицом, но силен был как бык. Гнул подковы, гнул пальцами пятаки. Самостоятельным стал с очень что-то молодого возраста. И первую девицу обольстил (взрослую, кстати, девицу) лет пятнадцати.
А когда стукнуло ему шестнадцать, отличился он вот чем: дедушка мой справлял в этот день серебряную свадьбу. И было в старинном нашем доме на Завальной улице выложено на стол все столовое серебро: ложки, вилки, ножи, вазы, подстаканники, серебряные семисвечники, в общем, все, что полагается. Говорят, пуда четыре с половиной. И вот, пока хлопотала кухарка, раскладывая это серебро в ожидании гостей (а стол был громадный, во всю комнату, на двадцать пять персон накрывался), случайно зашел этот Максим в комнату. Увидел – никого нет. Взял, собрал все серебро, завернул его в скатерть и утащил – четыре с половиной или пять пудов, – и пил дня три… Максим, Максим Давидович Ромм. С этого он начал свои подвиги.
Через год приехал к дедушке родственник со стороны жены, хранитель Петербургской публичной библиотеки, некий Гаркави, египтолог. Всю жизнь сколачивал он деньги, чтобы поехать в Египет, какие-то надписи расшифровывать. Тот у него спер бумажник со всеми деньгами и опять исчез, пропил. В складчину восстановили египтологу деньги.
Потом отличился он еще тем, что на пари отбил невесту у приятеля за два дня. Женился, прижил с ней двух детей. Тоже потом бросил ее.
Забрили его в солдаты. Первый раз как поставили на часы, он прислонил винтовку к стене и пошел в кабак. Триста рублей стоило его мамаше откупить его от арестантских рот. После этого он сбежал за границу, а жена с двумя детьми как-то переехала куда-то в Петербург, и там мыкалась, перебивалась, сама растила их. Об этих детях – Гриша и Додя их звали – потом расскажу.
А Максим пропал. Пропал Максим и пропал. Года через три приходит к его матери письмо (у нее была большая конвертная фабрика, печатала она фирменные конверты, поставляла. Заказчики были по всей России, самые разные фирмы, самые разные предприятия заказывали ей конверты фирменные, фирменную бумагу почтовую. Нечто вроде типографской работы было у нее, вроде типографии такой), ну-с, вот, пришло к ней письмо от него из Германии, что, милая мамочка, с этим письмом прибудет к тебе Эльза, прими ее, обласкай ее, пожалей твоего блудного сына и его жену, через месяц я приеду сам, я сейчас хорошо работаю и зарабатываю – и тому подобное.
С письмом этим приехала пухлая, белая, с голубыми глазами дамочка, наивная, ничего не понимающая, куда это она попала и почему.
Мамаша приняла ее. Дамочка была на восьмом месяце беременности. Потом немочка родила, а Максим исчез. Мамаша потерпела-потерпела, да и выгнала девочку, дала ей сколько-то денег, отправила обратно в Германию. Не прошло и двух лет, снова письмо: на этот раз француженка, опять беременная на восьмом месяце. Ну, тут мать ее уж на порог не пустила: сразу назад, на поезд, отправляйся во Францию, дала сколько-то денег, а Максима прокляла.
Потом пришло письмо из Америки, он сообщил адрес. Мать ему написала, чтобы он не смел на глаза появляться. Он и не появился, однако откуда-то из Австралии через некоторое время прибыла еще одна жена, уж не помню, австралийка или мулатка какая-то, опять беременная. Опять мать ее выставила, и уже при одном упоминании о Максиме трясло ее.
А письма все прибывали: то из Африки, то из Америки, то из Австралии, то из Европы. Самые разные: то он писал, что разбогател, то просил перевести ему пятьдесят рублей. Иногда мать переводила ему сколько-то денег, но большей частью просто не отвечала.
Но вот настал день, когда Максим появился наконец. Появился он в шикарном виде. В каком-то роскошном котелке, в заграничном пальто, с двумя желтыми чемоданами. На вокзале сел он на самого лучшего извозчика, на резиновых дутиках, поехал к дому. А за пролеткой бежали еврейские оборванные мальчишки, кричали, кривлялись и прыгали. Не доезжая двух кварталов до дома, Максим остановил пролетку, расплатился с извозчиком, аккуратно вылез, поставил чемоданы на землю, велел мальчишкам нести их за собой, сам же стал на четвереньки и так на четвереньках пошел к дому. Пришел он на четвереньках, дополз до самого крыльца, поцеловал крыльцо. Был крик, шум, толпа народу. Мать, конечно, выскочила. Он стоит на коленях, лбом стукается в землю, целует, так сказать, прах у дома своего, и говорит только одно: «Пока не простишь, не встану».
Толпа собралась огромная. Хохот, крик, слезы, женщины причитают. Скандал, естественно, настолько велик, что мать пустила его в дом. Ну, и, конечно, простила.
Простила, а дня через три вошел он к ней в полное доверие – настолько, что стал у нее главным приказчиком. Вел он переписку со всеми фирмами, принимал заказы, подписывал документы, отправлял партии конвертов, фирменных бланков и так далее. Так проработал он у матери месяцев девять или десять, а в канун Нового года отправила она его в путешествие по России: возобновлять контракты с фирмами.
Отправился он в это путешествие, стал навещать клиентов матери и каждому говорил: «Фирма вдовы Ромм прекратила свое существование, и все дела передала прекрасной, первоклассной фирме „Попов и сыновья“, и я уполномочен вести с вами переговоры о передаче ваших заказов этой фирме».
От Попова он за это получил крупную сумму денег. А мать была разорена, она потеряла почти всех своих клиентов. Только недели через три выяснилось, что она теряет клиента за клиентом. Тут полетели письма, а Максим снова исчез. Исчез с крупной суммой денег, потому что он и задатки получил от клиентов, и от Попова получил крупную взятку. И так исчез он, а тут началась война, а после войны революция. И только в семье осталось воспоминание о Максиме Ромме, который был вот такой непутевый, такой жулик, и столько раз женился, и столько раз матери детей и жен подбрасывал.
Уже после революции, к концу гражданской войны, уже в самом начале нэпа, году в двадцать первом, приходит вдруг к нам в Москву, к моему отцу, письмо от Максима: «Дорогой Илья, – пишет этот Максим, – живу я сейчас в Ростове, женат. Жена у меня прекрасная. И вот собираюсь навестить тебя. Только имей в виду, что зовут меня сейчас не Максим, а Мартын, и не Давидович, а Данилович, и не Ромм, а Роме, Мартын Данилович Роме». Видно, все-таки уголовное прошлое беспокоило Максима.
Отец ему ответил: «Если ты приедешь, я тебя приму, но с женой я тебя на порог не пущу, потому что никаких жен и детей подбирать не намерен».
Максим нисколько не обиделся.
И вот году в двадцать первом, еще холодном и голодном (это было поздней осенью или уже к зиме что-то), появился он в Москве. Пришел он к нам с вокзала пешком, а на спине припер трехпудовый мешок муки. Был он одет хорошо: заграничное пальто, золотые зубы, костюм. В Ростове работал переводчиком. Производил прекраснейшее, удивительно пристойное, какое-то великолепное впечатление. К этому времени уже было ему лет шестьдесят, а может быть, чуть побольше.
Спали мы с ним вместе с братом в одной комнате. Комната была холодная, ночью вода замерзала. Когда он разделся, мы ахнули: совершенно юношеское тело, прекрасная мускулатура. Был он солиден, вежлив, удивительно спокоен. Прекрасно рассказывал. Рассказывал о разных странах, где был. И все это было очень интересно и как-то необыкновенно. Только вот в рассказах у него иной раз мелькнет какая-то деталь, настолько уж ни на что не похожая, что как-то даже вздрогнешь.
Вот, например, рассказывает он о Нью-Йорке, и хорошо рассказывает, и вдруг говорит: «А немножко страшновато там жить, высоко очень. Вы знаете, один раз я видел, как ребенок упал с тридцать шестого этажа, упал на землю. Правда, ребенок был маленький, грудной, еще в конверте. Я к нему подбежал, он улыбается. И даже не заметил, что упал». Это, конечно, всех очень поразило.
.... ....
Или говорит про Мельбурн, и тоже рассказывает очень интересно про Мельбурн. И вдруг добавляет: «А иной раз кенгуру просто по середине улицы, раз-раз, проскочит и скроется. Они там из зоопарка часто убегают». И непонятно, зачем ему нужно было вставлять эти какие-то совершенно привиральные детали. Что-то, очевидно, не совсем нормальное в нем было.
Побыл он у нас два дня, потом поехал в Ленинград к своим детям от первой жены. А там их было двое – Додя и Гриша их звали – Давид и Григорий. Уже сорокалетние с лишком, солидные дети. Один в издательстве работал, другой в кооперации что-то делал. Известны они были всему Ленинграду безупречной честностью. Жили в одном доме, на одной лестничной площадке, квартиры одна против другой. У обоих жены.
Гриша был толстый, и жена была ужасно толстая. Вдвоем они на одного извозчика не усаживались. А Додя, напротив, был довольно сухопарый, и жена была такая… поджаристая. Гриша собирал старинные гравюры. Все стены его квартиры были увешаны этими старинными гравюрами, иногда очень ценными. А Додя собирал красную мебель, старинную тоже.
Так вот, значит, и жили эти два солидных человека. И вот вдруг свалился к ним папаша, свалился, зарыдал: «Дети, а где же наша мама?» А маму он так и не видал с тех пор, как бросил ее. И умерла она уж давно – еще до революции.
– Мама умерла, – говорят оторопелые дети.
– Боже мой, умерла! Я так виноват перед вами! Я так виноват перед ней! Но если бы вы знали, сколько я выстрадал в жизни и сколько душевных сил мне стоило все это!
Ну, в общем, облил он слезами жилетку, целовался с ними, обходил квартиры. Очаровал и их, и жен, понравился им очень. И уехал обратно в Ростов.
Года через два появился он в Ленинграде уже более плотно, с женой и с ребенком. Ну, Додя и Гриша сняли ему какую-то квартиру, устроили его работать в кооперации, одели жену и ребенка. Все сделали, что могли, обставили квартиру.
Стал он работать в Ленинградской кооперации. Однако же через год выяснилось, что он здорово проворовался там. Собрался семейный совет. Додя и Гриша сказали: «Папа, дорогой, мы очень дорожим нашим честным именем, мы известны всему Ленинграду, уезжай, брат, отсюда, потому что это невозможно. Мы заплатим все за тебя, все убытки покроем, но бери жену, бери ребенка, и мы тебе будем помогать, в общем».
Он прослезился, сказал: «Бывают ошибки в жизни, бывает, что дети осуждают собственного отца». Сказал еще какие-то высокие слова, в общем, действительно уехал из Ленинграда, только жену и ребенка почему-то с собой не взял. И долго Додя и Гриша мучились с этой женой и с этим ребенком, и даже замуж ее как-то выдавали. А он где-то пропадал. Года через три опять он приехал в Ленинград, и опять с женой и с младенчиком.
На этот раз приехал еще более плотно, и прямо поставил требование: устраивайте, а то скандал будет.
Почесали Додя и Гриша в затылках, устроили его переводчиком в какое-то издательство. Стал он работать переводчиком. Перевел что-то. Потом стал заключать договора, назаключил договоров на громадную сумму, все сроки просрочил, авансы прожил, и пришлось опять Доде и Грише возвращать в издательство деньги. И категорически они потребовали, чтобы папаша убирался из Ленинграда с женой и с ребенком.
Он выслушал их и коротко и деловито ответил: «Десять тысяч – и я исчезаю навсегда. Не дадите – останусь здесь».
Ну, те прямо взвились: десять тысяч, с ума сойти! Денег таких у них не было. В те годы десять тысяч – это была громадная сумма. Это же был конец нэпа, деньги-то были золотые. Никаких десяти тысяч! Долго торговались, две тысячи предложили ему. Нет.
Ну, нет так нет. Назавтра взял Максим ребеночка и отправился к дому, где жили Додя и Гриша. А дом был прекрасный, на прекрасной улице, богатый пятиэтажный дом богатых квартир. Пришел он к этому дому, сел на крыльцо, снял шляпу, положил рядом с собой, в шляпу бросил несколько медяков и стал тетешкать ребенка. И протянувши руку, стал обращаться к прохожим: «Подайте бедному старику Ромму, которого собственные дети выгнали из дома. Они живут вот здесь, в этом подъезде, в квартире номер семь и восемь, на четвертом этаже. Они богаты, у них прекрасные квартиры. Один собирает старинные гравюры, другой мебель красного дерева. Служат оба управляющими где-то, а вот отец вынужден сидеть с протянутой рукой и собирать на пропитание, потому что ребенок сегодня не ел еще манной каши. А во рту у меня не было и крошки. Подайте бедному старику Ромму, которого выгнали собственные дети, Григорий и Давид Ромм, они живут в этом доме, на четвертом этаже, квартиры номер семь и восемь, вот посмотрите в списке жильцов», – и так далее.
Собралась толпа. Женщины ахают, кто смеется, кто сочувствует, кто негодует. Жены Роммов узнали, сбежали вниз в халатах, еле живые от страха. Умоляют: «Папаша, идите наверх, что вы делаете, папаша?»
– Уйдите, – говорит папаша, – уйдите. Вы меня выгнали из дому, я буду сидеть здесь с протянутой рукой. Советские люди сострадательные и добрые люди. Советские люди не покинут старика в беде. Есть и детские приюты здесь, и дома для престарелых, есть и сердца у людей на свете.
Ну, в общем, жены стали звонить мужьям. Мужья на извозчиках прискакали, схватили его и потащили наверх под общий смех и улюлюканье. Притащили: «Что ты делаешь с нами, бандит! Ну, что ты хочешь?» – «Десять тысяч».
Продал Гриша свои гравюры, продал Додя свою мебель, собрали они десять тысяч, отправили его. Только поставили железное условие: вместе с женой и с ребенком. До тех пор не вручали денег, пока все трое не уселись в вагон. Так через окно вручили, уехал.
Уехал, исчез. Потом вдруг снова появился в Москве. Пришел к нам в гости. Что-то мнется, мнется, и говорит брату (а брат у меня, Саня покойный, был поэт-переводчик): «Слушай, Саня, должен я тебе что-то наедине показать».
Уходят в соседнюю комнату. Потом, когда он ушел, я спрашиваю: «Что там такое?»
– Да черт его знает! Любовные стихи пишет, а ведь ему уже за семьдесят.
Я говорю:
– Стихи-то хорошие?
– Да нет, стихи неважные, но, в общем, ничего. И так, знаешь, – любовная лирика, полная страсти.
Оказывается, снова собирается жениться.
И действительно, женился он семидесяти трех лет на девятнадцатилетней девочке. Девочку эту он, по-видимому, полюбил – полюбил по-настоящему. Но судьба тут жестоко отомстила ему. Он-то ее полюбил, а ей с ним стало, очевидно, скучно, и он это почувствовал. Почувствовал, что стар для нее. И когда почувствовал он это, решил не тянуть. Стал подыскивать себе заместителя.
Познакомился с каким-то инженером, здешним, ярославским. Понравился ему этот инженер, долго он к нему приглядывался. Потом познакомил с ним свою молодую жену, стал оставлять их вдвоем. Наблюдал за ними, и, когда заметил, что все идет как надо, собрал он их и сказал: «Дети, я все понимаю. Вы любите друг друга, ну и будьте счастливы». Сказал, и уехал из Ярославля, уехал в Тулу. И вот с тех пор жил он там. Жил в Туле, работал как вол. Работал переводчиком, делал что-то в газете, работал в кооперации, жил скупо, на хлебе и на воде, берег брюки, ботинки, не позволял себе ничего решительно. И так жил одиннадцать месяцев в году и одиннадцать месяцев он копил деньги. А потом, к моменту отпуска, ехал в Москву, появлялся у нас, элегантный, в заграничном костюме. И просил помочь ему накупить подарков. Шел в ГУМ и покупал: детям, бывшей жене своей и инженеру – ему портфель, ей духи, какое-то такое замечательное кимоно, а детям какие-то игрушки и что-то еще. И в роскошных желтых чемоданах, которые сохранились от прежних времен, вез все это в Ярославль.
Он приезжал в Ярославль, дети встречали его восторженными воплями, он раздавал игрушки и подарки, и месяц жил в семье, окруженный всеобщей любовью и вниманием. Он сорил деньгами, покупал икру и белорыбицу, притворялся богатым человеком. И так проходил месяц отпуска. А потом он снова ехал в Тулу и работал одиннадцать месяцев, чтобы провести отпуск в этой семье. Так жил он до самой смерти.
Вот и вся история непутевого моего дяди, Максима Давидовича Ромма, он же Мартын Данилович Роме. Пожалуй, ярче всего запомнился он мне в тот первый день, когда появился он у нас, когда в холодной комнате разделся донага и стал делать какие-то упражнения перед сном. Лысый, в золотых очках, с золотыми зубами, с лицом почтенного буржуа, с прекрасным торсом, с тонкой белой кожей, под которой ходили бугры мышц. Тело двадцатилетнего человека и голова пожилого дельца.
Портрет ВР во всей красе.
Очч часто приходится встречать несколько другое представление об альфе - эдакий индюк напруженый весь, ежесекундно отслеживающий динамику ранговых отношений - кто там в дверь первым протиснулся,
кто, не приведи бог, что-то сказал, потенциально ущемляющее авторитет..
На мой взгляд Максим - более точная иллюстрация :
- обаяние - от природы, дар убеждения одним видом своим, он знает и уверен, что все получит, что захочет, не о чем беспокоиться.
- конфликтоустойчивость беспримерная, может унизиться/разыграть унижение-покояние без малейших переживаний об ущербе для имиджа
- отменно подвешенный язык.
- полное отсутсвие совести.
- вот это, последнее, мне кажется один из ключиков к объяснению как это действует, сногшибательный успех у дам, и отчасти в делах, вот это самое - отсутствие совести: он девушке и пообещает и напоет на голубом глазу такого, что нормальный, совестливый хоть отчасти человек не сможет выложить не замявшись (не обязательно прямые обещания, - такой намеками обрисует золотые дали, что его жертва сама нафантазирует открывшееся перед ней двери рая), слаб человек, куда ж тут устоять юной дурочке.
Я думаю что это действует так.
И у "продвинутых стерв" тоже. Никакой таинственной искусности, мистических "влияний", просто отсутствие совести;
невербалкой, намеками сообщить такое , чего на самом деле и в помине нет;
что в нормальных естественных отношениях развивается медленно, постепенно, сторожко,
а тут - раз тебе и сразу всё в концентрате, проглядывающих сквозь
полунеявные посылы обещаниях рая.
Морковь полезнее, но многие ли способны предпочесть ее
ярко-химическому аромату газировки?
Чему учат курсы остервенения-совращения?
Бренд модный, чему угодно случается учат под раскрученной маркой,
и тому, что прежде называлось "правилами хорошего тона",
и подобно некогда популярным "психологическим группам" помогают снять зажимы, добавляют чуть раскованности, и такие есть;
но ядро движения, самое распиариваемое, учит не этому,
а направлено на обращение присутствующей в неокрепших душах моральной нетвердости в полное отсутствие совести, цинизм, бесчувственность. "И тогда у тебя все получится!"
"Жизнь без мозгов"..
Sher,
мне что примечательно в этой истории - отношение к Максиму окружающих. То негодующее, - вот же старвец, пройдоха! то смирение с фактом, - такой уродился, ох, ну своя ж кровь таки, в семье не без урода.
Да вплоть до нынешнего века такое и было всеобщее отношение к беспринципности, к проходимцам-мошенникам - брезгливое отвержение.
И вот сейчас ни с того ни с сего(?) нарождается абсолютно противоположный подход - теперь такой Максим "герой нашего времени", увенчанный гордым лейблом УСПЕШНЫй, снискующий снисходительные, а то и завистливые взгляды - ух ты, каков! Альфа-доминант! мне бы так научиться!
Пусть еще не совсем такое отношение утвердилось как общепринятое, но явно к тому идет.
Пособия по менеджменту тоже вон пестрят НЛП , да "якорями",
"как закрутить мозги и уболтать", вместо "точно просчитать и убедить".
Ну разве что та же надежда (как в давешней теме про П-А мы рассудили) - на то что общество выработает иммунитет к болтунам;
дельцы научатся различать тихий голос специалиста среди грохота пустых бочек,
а барышни(/молчелы) видеть отсутствие души за яркими гребешками и распушенными хвостами.
Если произведение художественное, то в нем много реального. Есть знакомый чел, чем-то описанного напоминает.
Кидает родителей через одно место (сажает в смысле их на бабло своими выходками). Непоколебимая уверенность в своих силах/точке зрения. 2 судимости за разбой и вымогательство. Дамы в восторге (хотя в отличие от приведенного Solano литературного персонажа выглядит неважно и они знают что он из себя представляет в действительности). Все-таки заметно что немного побаивается людей, видимо память на лица не очень + слишком многих он кинул ;). Несмотря на это сразу же стремится взять их под свой контроль. Во всех словах/движениях явственно отслеживается, что весь многообразный мир создан для разнообразия его существования.
Настолько верит в то что говорит, когда врет, что начинают закрадываться сомнения не обманывают ли тебя собственые глаза/уши :). Встать на колени - не проблема, нисколько не считает это понижением собственного ранга.
Sher,
мне что примечательно в этой истории - отношение к Максиму окружающих. То негодующее, - вот же старвец, пройдоха! то смирение с фактом, - такой уродился, ох, ну своя ж кровь таки, в семье не без урода.
Да вплоть до нынешнего века такое и было всеобщее отношение к беспринципности, к проходимцам-мошенникам - брезгливое отвержение.
И вот сейчас ни с того ни с сего(?) нарождается абсолютно противоположный подход - теперь такой Максим "герой нашего времени", увенчанный гордым лейблом УСПЕШНЫй, снискующий снисходительные, а то и завистливые взгляды - ух ты, каков! Альфа-доминант! мне бы так научиться!
Пусть еще не совсем такое отношение утвердилось как общепринятое, но явно к тому идет.
Пособия по менеджменту тоже вон пестрят НЛП , да "якорями",
"как закрутить мозги и уболтать", вместо "точно просчитать и убедить".
Ну разве что та же надежда (как в давешней теме про П-А мы рассудили) - на то что общество выработает иммунитет к болтунам;
дельцы научатся различать тихий голос специалиста среди грохота пустых бочек,
а барышни(/молчелы) видеть отсутствие души за яркими гребешками и распушенными хвостами.
У меня была в детстве книжка "Сказки народов мира". Среди прочих там были и американские сказки. Во всех без исключения сюжет закручен около главного героя - жесткого альфа-доминанта. Ну а сейчас мировое министерство культуры известно где.
Что до литературы с НЛП и убалтыванием - то есть несомненный плюс, в ее распостранении. Высокоранговые слабовнушаемы, потому доверяют тому что видят, а у низкоранговых моск запудрен "воспитателями", искажающих их мирововприятие в угоду себе. Таким образом пропагандирование и распостранение литературы обратно выравнивает шансы на успешное существование :)
Это мемуары, произведение по форме художествнное, но взято из жизни,
а персонаж, да, весьма узнаваемый,
и мне таких приходилось видеть, не раз, ну вот есть дама одна известная в узких местных кругах - так и прожила не зарабатывая, должна половине города, с полутыка ухитряется новых знакомых раскручивать на денюжку, да на хорошую денюжку притом, не "трояк до получки", а сходу с десяток тысяч; так же без зазрения совести поет о сногсшибательных бизнес-планах, которым, вот незадача, самой малости грошей не хватает.
Уверена безоговорочно, том что все кругом (а уж родственники в особенности) и должны ей все предоставлять. Никаких супер-приемов "яблоками туда-сюда", неопрятна, но поклонники находятся влегкую, ходят как телки на веревочки - вот именно на эту внутреннюю уверенность, безапелляционность и реагируют. Релизер-реакция =)
".."
Факт наличие литературы с разъяснениями, или попытками разъяснений механизмов, сам факт положителен,
хуже - нагнетание установок "будь успешным!" читай: кто не пройдоха - тот неудачник, кто искренним чувствам поддался - тот лох, женился -проиграл, дети чужие будут, жена уважать не станет. И ведь проростают, установки, и от порядочных людей услышишь - "завидую, мол, _успешным_, вон у них удача так и прет, штабелями у ног укладывается".
Буйную жизнь прожил Максим. Успешную ли?
Ну ему хоть по натуре такой балаган в отношениях, привязонностях.
Беда тому, кто поддавшись моде, станет воспроизводить неестественное для себя поведение, ну или не воспроизводить, так угрызаться тоской "ах я лох-неудачник несчастный, угораздило, люблю жену,
а вот подучился бы вовремя на стервеца, каким бы парил орлом!"
Solano, насчет пропаганды агрессивного стиля жизни пока не знаю что сказать. Если наименее агрессивные станут более агрессивными в нашем общетве, в целом для всех все будет лучче или хуже? Непонятно. Ведь на пропаганду "поведутся" прежде всего низкоранговые?
Про успешна ли жизнь.
Получал удовольствие от жизни = успешная.
Вообще думается наиболее щаслив (это отностися только к М) тот, кто совершенно невоспитан (нет никаких условных рефлексов, тормозящих истинктивные проявления в угоду окружающим) + имеющий в силу неважно каких причин (например папа - шейх в нефтяной стране) максимальное кол-во ресурсов(здоровье-власть-деньги и т.п.) для жизнедеятельности.
Да, тонкий это вопрос, про счастье. Можно обобщить и до "истина - в вине", а еще пуще того, вспоминается страшный трофейный фильм про испытание газа Циклон Б - отравленые бессмысленно улыбаясь, ползают по лужайке, а диктор за кадром поясняет: "они совершенно счастливы от того, что трава зеленая, помидор красный"..
значит счастлива жизнь животного? Зачем папа шейх - повезло родиться горным бараном - скачи себе по скалам, кайфуй что здоров и силен , ноги резвы, трава сочна..
есть шанс попасть на зуб какому-ньть там снежному барсу? но бараньи мозги же это не беспокоит, они на просчет перспективы не работают, щас хорошо, ну и наслаждайся, не запариваясь.
Зачем мы произошли вообще? "Не решать вопросов, не учить уроков, а кидать кокосы с пальмы в носорогов" вот оно, счастье.
Если наименее агрессивные станут более агрессивными в нашем общетве, в целом для всех все будет лучче или хуже?
Ранг, он как прежде мы разбирали, имеет две составляющие - агрессию и конфликтоустойчивость.
Один петушок запальчив без меры, наскакивает на всех подряд, но и мандражирует чуть что - удар не держит. Другой без нужды в драку не лезет, все ему как с гуся вода :
точно в анеке про Д'A и Илью Муромца - первый прыгает, задирается, мелком крестики ставит - "Щас я Вас сюда убивать стану!" , второй только недоумевает в ответ, "Алеш, это он чего?"
(кончилось тем что "А возьми-ка Алеша, вон тот мешок мела, да посыпь ентого придурка вместе с конем!")
Вот так, курсы стервозности только к этой самой стервозности и приведут, мощи душевной, стоикости научиться, это другая постановка задачи нужна, да и другие общественные установки.
У американцев, значит, в сказках выскочка-герой.
А по-русски мне простая народная мудрость по душе "пустая боча пуще всех гремит". Видишь некто сходу стремится в центр внимания, всех обаять и обольстить, уверяет в схожих увлечения, подстраивается, меняет интонации и убеждения - сразу возникает настороженность: чего-то этому челу надо.
Вот, а этому учат, подделываться, это пропагандируют,
ранги от этого не выровняются, но обстановка сложится более мерзопакостная.
Sherмальчик болеет воспалением легких и идет защищать ледяную крепость, потому что его друзья без него проиграют
И вот вроде бы должно было на таких повестях воспитанное поколение вырасти коллективистским, сплоченным да принципиальным (тем более что другого чтива-то и небыло)
ну и ничуть не бывало. "Скажут - Завтра всем профкомом будем вешаться - спросят -А веревку с собой приносить?" - это совершенно из жизни.
Что-т оно все в прах пошло, не получилось сознательного гражданина, полного достоинства и чувства товарищества.
Даже на тех книжках не получилось.
Что за племя молодое выйдет, взращенное на популярной макулатуре типа "Жизнь без мозгов" (или без этих, как его "без трусов") ?
Да, тонкий это вопрос, про счастье. Можно обобщить и до "истина - в вине", а еще пуще того, вспоминается страшный трофейный фильм про испытание газа Циклон Б - отравленые бессмысленно улыбаясь, ползают по лужайке, а диктор за кадром поясняет: "они совершенно счастливы от того, что трава зеленая, помидор красный"..
значит счастлива жизнь животного? Зачем папа шейх - повезло родиться горным бараном - скачи себе по скалам, кайфуй что здоров и силен , ноги резвы, трава сочна..
есть шанс попасть на зуб какому-ньть там снежному барсу? но бараньи мозги же это не беспокоит, они на просчет перспективы не работают, щас хорошо, ну и наслаждайся, не запариваясь.
Зачем мы произошли вообще? "Не решать вопросов, не учить уроков, а кидать кокосы с пальмы в носорогов" вот оно, счастье.
Интересно про Циклон Б пример, мне ничего лучшего чем Матрица в голову бы не пришло Ж)
Горные бараны очень нещастны. Постоянно страдают от голода, бегая в поисках клочка травы. А сочная трава у баранов только в американских фильмах. Если барс напрыгнет, на зуб попадет один из стада, а на измене потом еще пол-часа сидит все стадо. По ночам - морозы, надежда тока на шкуру, костерок вечерком не разведеш. Если вдруг чего - медицинской страховки нет и не предвидится.
а папа-шейх для ресурсов конечно.. Если у горного барана все есть, то да - ничуть не хуже быть бараном :).
Зачем мы произошли - ну не обязательно ведь для того чтобы быть щасливей всех. Про уроки и пальмы - египтяне выглядят повеселей эскимосов :)
Да, тонкий это вопрос, про счастье. Можно обобщить и до "истина - в вине", а еще пуще того, вспоминается страшный трофейный фильм про испытание газа Циклон Б - отравленые бессмысленно улыбаясь, ползают по лужайке, а диктор за кадром поясняет: "они совершенно счастливы от того, что трава зеленая, помидор красный"..
значит счастлива жизнь животного? Зачем папа шейх - повезло родиться горным бараном - скачи себе по скалам, кайфуй что здоров и силен , ноги резвы, трава сочна..
есть шанс попасть на зуб какому-ньть там снежному барсу? но бараньи мозги же это не беспокоит, они на просчет перспективы не работают, щас хорошо, ну и наслаждайся, не запариваясь.
Зачем мы произошли вообще? "Не решать вопросов, не учить уроков, а кидать кокосы с пальмы в носорогов" вот оно, счастье.
Интересно про Циклон Б пример, мне ничего лучшего чем Матрица в голову бы не пришло Ж)
Горные бараны очень нещастны. Постоянно страдают от голода, бегая в поисках клочка травы. А сочная трава у баранов только в американских фильмах. Если барс напрыгнет, на зуб попадет один из стада, а на измене потом еще пол-часа сидит все стадо. По ночам - морозы, надежда тока на шкуру, костерок вечерком не разведеш. Если вдруг чего - медицинской страховки нет и не предвидится.
а папа-шейх для ресурсов конечно.. Если у горного барана все есть, то да - ничуть не хуже быть бараном :).
Зачем мы произошли - ну не обязательно ведь для того чтобы быть щасливей всех. Про уроки и пальмы - египтяне выглядят повеселей эскимосов :)
Ранг, он как прежде мы разбирали, имеет две составляющие - агрессию и конфликтоустойчивость.
Один петушок запальчив без меры, наскакивает на всех подряд, но и мандражирует чуть что - удар не держит. Другой без нужды в драку не лезет, все ему как с гуся вода :
точно в анеке про Д'A и Илью Муромца - первый прыгает, задирается, мелком крестики ставит - "Щас я Вас сюда убивать стану!" , второй только недоумевает в ответ, "Алеш, это он чего?"
(кончилось тем что "А возьми-ка Алеша, вон тот мешок мела, да посыпь ентого придурка вместе с конем!")
Вот так, курсы стервозности только к этой самой стервозности и приведут, мощи душевной, стоикости научиться, это другая постановка задачи нужна, да и другие общественные установки.
У американцев, значит, в сказках выскочка-герой.
А по-русски мне простая народная мудрость по душе "пустая боча пуще всех гремит". Видишь некто сходу стремится в центр внимания, всех обаять и обольстить, уверяет в схожих увлечения, подстраивается, меняет интонации и убеждения - сразу возникает настороженность: чего-то этому челу надо.
Вот, а этому учат, подделываться, это пропагандируют,
ранги от этого не выровняются, но обстановка сложится более мерзопакостная.
Конфликтоустойчивость не повысится, повысится агрессивность. Таким образом в целом ранг будет выше. У низкоранговых. Все станут ровнее, так?
Вообще вопрос сложный. Но вот так на вскидку кажется, что чем культурней общество(хотя есть нюансы), тем неравномерней распределение в нем ресурсов (денег/власти).
Личность, почти точно соответствующую Максиму я лично встречала - так что образ жизненно достоверный. Без сомнения альфа. Кстати, Протопопов в Трактате пишет о таких альфах, которые могут и не рваться вверх по человеческой пирамиде - а преспокойно организовать так, чтобы все их потребности оплачивали окружающие.
Конфликтоустойчивость не повысится, повысится агрессивность.
Да вот тоже не однозначно, повысится ли.
Ну ок, восприняли установку, прониклись фомагордеевским "всех грызи или лежи в грязи", ну и - на мелкие пакости из под тишка стали горазды.
Агрессивность это ведь несклько другое - внутренний запал, ну хоть как в анеке - Д'А задирается-нападает, так это ему как физики говорят - энергетически выгодно, он лопнет от перевозбуждения, если будет сдерживаться (умный канализирует энергию в конструктивную деятельность, и тоже с тоски чахнет, если не к чему руки приложить),
что ли воспитание цинизма повысит такскзать способность организма к энергоотдаче? да ну.
Так и останется не боевитый перец, а мелкий пакостник.
Может быть все так и есть. Я слишком проецирую себя(и собственный опыт) на других ;)
Мастер художественного свиста
Примерчик не прямо из жизни, литературный, но тоже типичный:
http://www.proza.ru/2009/08/20/395
Специалист по художественной части
Виктор Песиголовец
Случилось это несколько лет назад. В то время работал я в одной небольшой фирме на хорошей должности и довольно неплохо зарабатывал. Но был один минус - очень часто приходилось ездить в командировки. И не только в большие города.
Как-то теплым майским днем сидел я в купе поезда, медленно ползущего на север, и читал какой-то незатейливый романчик, кажется, американской писательницы Бертрис Смолл, который мне в последний момент, перед самой отправкой состава, купила на вокзале жена. Чтиво казалось чрезвычайно постным и скучным, но выбора у меня не было. Утомившись, я, наконец, отложил книжицу и впервые взглянул на соседку по купе.
Белолицая женщина лет двадцати восьми-тридцати в ярко-синей блузке с небесно-голубыми глазами сразу заинтересовала меня. Я пригляделся к ней повнимательней. Из-под серой косынки спадали на высокий лоб светло-пепельные локоны, на пышных, слегка подкрашенных губах блуждала по-детски наивная полуулыбка, тонкие, но не слишком выщипанные брови казались лоскутками нежнейшего шелка... «Да, - подумалось мне, - с такой милашкой и познакомиться было бы не грех».
Поезд шел медленно, вагон слегка покачивался, женщина смотрела то в окно, то - украдкой -на меня. Нас было двое в купе. Мне очень хотелось заговорить с ней, но я не находил слов и молчал. Молчала и она.
На одной из остановок в купе залетел мужчина в добротном, если не сказать - шикарном, костюме, с элегантным чемоданчиком в руке. Мужчине было приблизительно столько же лет, как и мне - где-то под сорок. Он взглянул на меня, потом на женщину и шутливым тоном спросил:
- Надеюсь, не помешаю?
Мне почему-то захотелось послать его к чертовой матери, но я сдержался. А женщина приветливо улыбнулась ему.
- Так, друзья, - весело пробасил наш новый сосед, - ехать нам вместе, наверное, не один час, поэтому давайте знакомиться!
Он протянул руку сначала женщине, потом - мне. Ее звали Надеждой, а его - Эдуардом. Жила Надежда в Кременчуге, куда ехали по своим делам я, и, как оказалось, этот Эдуард.
Новый пассажир без умолку тараторил, сыпал шутками-прибаутками, щедро угощал нас коньяком и бутербродами. Нам было с ним легко и весело. Узнав, что я инженер-программист, женщина наградила меня теплой улыбкой. А когда Эдуард сказал, что он художник-график и работает в книжном издательстве, Надежда очень заинтересовалась и засыпала его вопросами: работает ли он только тушью или также гуашью и акварельными красками, какие книги иллюстрирует, участвовал ли в выставках? Эдуард едва поспевал отвечать. Я молча слушал.
- А вы любите графику и живопись? - спросила меня женщина.
- Люблю, конечно, но я не большой знаток, - правдиво ответил я.
Надежда больше не обращалась ко мне, она говорила только с Эдуардом. Я даже завидовал ему.
В Кременчуг прибыли поздним вечером. Только отошли от перрона, как вдруг полил дождь.
- Я живу неподалеку, - сказала Надежда и предложила: - Переночуйте у меня. Куда вам по такому дождю искать гостиницу?
Через пару минут интенсивного бега мы оказались на втором этаже пятиэтажки у двери, обитой зеленым дерматином.
- Живу я вдвоем с мамой, а квартира у нас большая - трехкомнатная, - пояснила Надежда. - Места хватит.
Я хотел сказать, что мы, собственно, только переждем дождь и уйдем, но Эдуард опередил меня:
- Отлично, Наденька! Хоть наговоримся с вами. У нас ведь есть о чем поговорить - об искусстве!
Потом мы сидели в скромно убранной гостиной и ужинали.
- Какой ароматный борщ! - восклицал Эдуард. - А какая вкусная поджарка, просто объедение! Оладьи с яблочным повидлом - вообще настоящее чудо!
Мама Надежды - маленькая, седая женщина, застеснявшись, разрумяненная от похвал, ушла на кухню, а ее дочь все подкладывала нам разносолы.
Улучив момент, Эдуард шепнул мне на ухо: «Какие чудесные люди! Удивительно: впервые видят нас, а угощают, как самых близких родственников. А Надюха - ничего, правда?» И, засмеявшись, взялся за пирог с яблоками...
В гостиной было много золотистого цвета - полированный стол, подлокотники кресла, люстра, занавески на окнах. И светлые глаза Эдуарда тоже отдавали золотом...
Я все еще не мог справиться со смущением, мне казалось, что я не имел права вот так врываться к чужим людям, однако мой спутник держался спокойно, просто и уверенно.
После обильного ужина он, прикурив длинную сигарету, расселся в кресле и обратился к суетящейся Надежде:
- Наденька, так вы, как я понял, увлекаетесь живописью? Я бы с удовольствием взглянул на ваши работы.
Смутившись, она потупила взор.
- Я пишу и масляными красками, и акварелью, - проронила тихо. - Но больше акварелью... Я сейчас принесу кое-что...
Через минуту Эдуард со знанием дела рассматривал ее работы.
- Вот это да! - вдруг увлеченно воскликнул он. - Это творения мастера!
- Шутите? - еще больше оробела Надежда.
- Шучу?! - почти возмущенным тоном переспросил Эдуард. - Я - шучу?! Да вы что, Наденька? По-моему, вы не кисейная барышня, которой нельзя сказать правду. И будь ваши работы слабенькими, я бы не стал их хвалить, сказал бы, как есть. Но эти акварели, - он воодушевленно прижал разукрашенные ватманы к груди, - действительно нечто!
- А вы, Иван, что скажете? - обратилась ко мне Надежда.
- Вы уж извините меня, Надя, я не очень разбираюсь в таких вещах, - ответил я, неловко пожав плечами. - Я не ценитель. Но, кажется, ваши графические работы действительно неплохие. Мне нравятся...
- Ну, Ванюха, ты сказал! - с осуждением покачал головой Эдуард. - Неплохие работы... Это чудо, а не работы!
Надежда выскочила из гостиной и через минуту принесла две небольшие картины, написанные маслом. Ее большие глаза сияли.
- Что на это скажете, Эдуард?
Он взглянул и тут же, как ошпаренный, вскочил с кресла. Трепетной рукой провел по раме одной из картин, глубоко и прерывисто вздохнул, лицо его было одухотворенно-возвышенным.
- Боже! - только и молвил он, и его вдруг осипший голос дрогнул.
- Что? - испугалась Надежда.
Эдуард ответил не сразу. Казалось, он собирается с мыслями. Несколько раз художник-график взволнованно прошелся по комнате туда-сюда - от окна к столу, от стола к окну. Потом подошел к Надежде, порывисто обнял ее за плечи и воскликнул:
- Господи, бывают же чудеса! В каком-то Кременчуге, вдали от столицы, вдали от настоящей цивилизации и культуры живет себе молодая женщина, которая на досуге пишет картины и даже не подозревает, что она... гений!
Услышав эти слова, Надежда закатила глаза.
Потом она еще не раз бегала в свою комнату, приносила все новые и новые полотна. И каждый раз Эдуард восхищался ими и восторгался. Я удивлялся, где только он брал такие высокопарные слова...
Когда она принесла полотно, на котором была изображена женщина, идущая по вечерней улице города, Эдуард будто сошел с ума. Он схватил картину обеими руками, гладил ее, целовал, прижимал к груди. Его губы и весь подбородок дрожали, а на глазах искрились слезы умиления. Наконец, немного успокоившись, он поднял на Надежду потрясенный взор (так смотрят лишь на святых) и непослушными, горячечными губами прошептал:
- Наденька, у меня нет слов...
Потом сделал несколько шагов к середине комнаты и, истово перекрестясь, сказал уже твердым, окрепшим голосом:
- Господи, спасибо тебе, что сподобил познакомиться с таким великим мастером, гением в образе простой украинской женщины!
Надежда была потрясена не меньше Эдуарда. Она суетилась, не знала, где сесть и куда деть свои красивые, изящные ручки.
- Иван, пожалуйста, скажите, мои работы действительно так хороши? - обратилась ко мне, вопрошающе, с надеждой заглядывая в глаза.
- Думаю, да, Надя, - промямлил я. - Ну, да, конечно, ваши картины превосходны...
Ее глаза разочарованно блеснули, и она отвернулась от меня к Эдуарду.
- Эдуард, - прошептала она.
Он вздрогнул, оторвал взор от картины, почти безумно взглянул на женщину, потом с силой потряс головой и наконец опомнился.
- Милая, милая, Наденька! - горячо зашептали его губы. - Пожалуйста, я прошу вас, пожалуйста, вспомните обо мне, когда станете знаменитой. А это случится, случится непременно и очень, очень скоро, как только ваши божественные шедевры увидит мировое сообщество. Вспомните обо мне, жалком художнике-оформителе, вспомните в своем величии и великолепии, я так хочу быть среди ваших друзей! Я жажду всем своим сердцем быть всегда рядом с вами! Пусть в тени, пусть на расстоянии, но с вами! Или у ваших ног...
Щечки Надежды в одно мгновение вспыхнули, ее лицо просветлело, и она мимоходом бросила на меня взгляд, полный укора.
- Я представляю, что будет, когда я привезу эти картины в Одессу и покажу специалистам! -увлеченно продолжал Эдуард. - А одесситы, что скажут одесситы, когда я организую выставку ваших работ в художественном салоне?! Одесситы ведь отлично разбираются в искусстве! Они будут гордиться, что именно в их городе явила себя миру величайшая художница Надежда...
- Тараненко, - смущенно подсказала она.
- Да, Надежда Тараненко! Великая художница, великая сподвижница возвышенного, изящного искусства! - Эдуард весь сиял, глаза его искрились и выражали высшую степень восхищения и блаженства.
Он слегка дотронулся до плеча Надежды и, обуреваемый необъяснимым порывом, вдруг упал перед ней на колени.
Смущенная и польщенная, оробевшая и очумевшая от изысканных похвал, она порывисто закрыла лицо обеими руками. Я видел, как сквозь ее тоненькие пальчики сочились слезы счастья...
- Значит, так, Наденька, - через минуту взволнованно, но уже деловым тоном заговорил Эдуард, присаживаясь в кресло. - Вы дадите мне несколько своих работ. Пока лишь акварелей. Начнем с них. После выставки мы организуем издание красочного альбома с иллюстрациями ваших картин. Затем, на то время это будет уже легко сделать, предоставим их в выставочные галереи Киева и Москвы, Парижа и Токио, Нью-Йорка и Санкт-Петербурга... Вы только представьте, милая Наденька, какое будущее вас ждет, какая громадная слава! Вами будут восхищаться, вас будут боготворить миллионы!
Надежда повернула к Эдуарду свое милое личико и смотрела на него с воодушевлением, благодарностью и почти что с любовью.
Мне стало стыдно за себя: я так сухо обошелся с этой гостеприимной и славной женщиной, не сказал ей ни одного теплого слова, а она, действительно, талант, величайший талант. Эдуард ведь не может ошибаться, он же специалист.
Потом мы пили чай с вишневым вареньем. Молодая хозяйка не сводила глаз с Эдуарда. Они говорили о живописи и графике, об искусстве. Художник-оформитель еще раз уверил Надежду, что ее ожидает громкая слава великой художницы. Она раскраснелась, счастливо улыбалась и все говорила:
- Не преувеличиваете ли вы мой талант, Эдичек? Скажите честно, не преувеличиваете?
- Что вы, что вы, Наденька, будьте уверены - вы великая художница! - еще и еще раз утверждал он.
Я вышел на балкон, чтобы выкурить сигарету. Дождь перестал лить, небо очистилось от туч. Была теплая майская ночь, в темно-синем небе, как бриллианты, сверкали крупные и мелкие звезды, Безумно, до одури пахло сиренью.
Когда я возвратился в гостиную, Эдуард держал Надежду за руки и что-то тихо говорил ей. Мне почему-то подумалось, что вот, возможно, они и нашли друг друга - нашли на всю оставшуюся жизнь.
- Ага, ты уже покурил, инженер! - наконец заметил меня Эдуард. - Ну что, ты ляжешь здесь на диванчике, а мы с Надей пойдем в ее комнату. Нам надо еще о многом поговорить, - и он подмигнул мне - подмигнул как-то игриво, по-заговорщицки.
Утром я проснулся позже обычного, наверное, потому, что поздно лег спать. Умывшись в ванной, я стал надевать чистую рубашку, достав ее со своей дорожной сумки. И тут вошла мать Надежды:
- Разбудите, пожалуйста, своего товарища, - попросила она. - И милости прошу на кухню - будем завтракать.
- А Надя еще спит? - спросил я.
- Нет, - покачала головой женщина. - Она уже ушла на работу, в свою столовую. Надя работает поваром.
Через минуту в гостиной появился заспанный Эдуард.
- Надя оставила вам записку, - обратилась к нему женщина и протянула клочок бумаги.
Он развернул записку, пробежал глазами по неровным строчкам, потом, с досадой вздохнув, скомкал ее и небрежно сунул в карман брюк. Моего взгляда он почему-то избегал.
- Не робей, приятель! Я все понимаю, - сказал я.
- Что ты понимаешь? - насмешливо спросил Эдуард. - Не робей, говоришь? С чего бы мне робеть? Я стреляный воробей!
Мать Надежды позвала нас на кухню. Но я категорически отказался от завтрака за нас обоих:
- Большое спасибо вам за гостеприимство! Но мы еще не проголодались. Верно, Эдик?
- Угу! - уныло подтвердил он и стал собираться.
Когда мы попрощались и уже переступили порог квартиры, женщина вдруг остановила нас:
- Минуточку! Я же забыла отдать вам папку. Надя просила...
Она метнулась в комнату Надежды и вернулась оттуда с большим пакетом, перевязанным толстым шпагатом. Подала Эдуарду.
- Что это? - хмуро поинтересовался он.
- Надины работы, - пояснила женщина.
На улице, не пройдя и десяти шагов от дома, в котором жили Надежда и ее мать, Эдуард вдруг швырнул папку на кучку мусора, который еще не успели убрать дворники.
- Что ты делаешь? - опешил я. - Это же Надины картины!
- Кому они нужны! - буркнул он, доставая из кармана пиджака сигареты.
- Как это кому? - не понял я. - Ты же утверждал...
- Мало ли что я вчера утверждал! - резко перебил меня Эдуард. - Надо же мне было как-то запудрить мозги этой глупой курице...
- Так что, все твои слова восхищения Надиными работами - ложь? - я не верил своим ушам.
- Все ее творения - мазня, не стоящая доброго слова! - почти со злом выкрикнул Эдуард.
От неожиданности и возмущения я даже остановился.
- Чего стал? - раздосадовано спросил он, тоже останавливаясь.
- Ну, ты и скотина! - не выдержал я. - Врезать бы тебе промеж глаз, да руки пачкать не хочется!
Эдуард подхватил свой чемоданчик и, сплюнув себе под ноги, споро зашагал по тротуару прочь от меня. Потом вдруг остановился, повернулся и с презрением проговорил:
- Что, дружок, жаба задавила? Хотел, небось, сам с этой дурочкой позабавиться, но не обломилось?
В ответ я обложил его трехэтажным матом. Других слов у меня для него не нашлось...
И, те же характеристики, что у героя первого поста:
2- конфликтоустойчивость
3- отменно подвешенный язык
4- полное отсутсвие совести.
За исключением первого - у Максима из мемуаров было выдающееся природное обаяние, "легким движением руки.." как говорится.
Эдуарду приходится на ушах стоять, чтоб изображая импозантность, получить такой эффект -
поведение выученное, ну вот такому, да, можно научиться, собственно вся "наука" - в "раскрепощении" - "какая совесть, чувак! устарело!"
Заманчива ли успешность "надувного" альфа? Сомнительно.
(Да и метод все равно запалили,
слишком бодрая доверительность теперь скорее настораживает, чем привлекает, как некогда перестало работать "давайте поднесу чемодан!")
Интересно почему "врожденный" альфа - это по честному,
а вот "научившийся" - уже нет? Ж)
Обман, он и есть обман, хоть от природы врет как дышит,
хоть достиг упорными упражнениями. какой уж тут "по-честному".
Те же "продажи", - как волна МЛМ пошла, многие пробовали,
быстро поняли, что придется врать людям.
Очень немногим это оказалось в кайф - сам процесс вранья,
а кому оно не по характеру - так сплошная нервотрепка. Лучше уж я чем-нибудь другим заработаю.
И долго ж все равно не продержалось, теперь хоть какой природный талант - никто уже никакого продавальщика на порог не пустит.
То же самое.
Aliskaer
21.09.2009, 02:16
Данный тип людей обычно именуется как - обаятельный мерзавец.
Меня лично здесь зацепило вот что - первый (Максим), почему то симпатичен больше, хотя его успешность , ме кажется, вызвана тем, что за ним стоит богатая мамочка, которая его всегда выкупает, прощает, спасает, финансирует, а второй (Эдик) почему то более отвратителен, и совершенно на мой взгляд не обаятелен. Не понятно почему.
Русский vBulletin v3.5.1, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод сделал zCarot